Читаем без скачивания Медные монеты даруют миру покой [огрызок, 93 главы из ???] - Mu Su Li

Сюэ Сянь мягко постукивал пальцами по совершенно лишённому чувствительности колену в такт ударам монет, ожидая, что Сюаньминь решит дело в два счёта.

Он постукивал целую вечность, однако затем его длинные тонкие пальцы вдруг замерли…

Что-то не так! Очевидно, что прошло очень много времени, силуэт Сюаньминя уже исчез, так почему отзвук медных монет ничуть не отдалился?!

Именно в этот момент чистый перезвон внезапно раскололся. А затем из-под земли смутно донёсся гул, звучавший довольно знакомо…

Сюэ Сянь ощутил лишь, как в миг, когда раздался гул, разум его опустел, а следом тут же из моря памяти заново явилась надолго позабытая картина.

Глава 48: Великий благодетель (3)

Это была картина, предшествующая тому, как в первый месяц лета на морском берегу в уезде Хуамэн из него вытащили мускулы и кости. Бесчисленные золотые нити куполом спускались откуда-то из небесной выси и либо насквозь проходили через его тело, пригвождая к земле, либо опутывали чешую; он оказался крепко связан, будто попал в громадную клетку.

Золотые нити были тончайшими — словно волос, и хотя они пронизывали тело, какое-то время кровь не проливалась, ведь раны были слишком маленькими. Однако то, что не лилась кровь, не означало, что не было больно. Каждая из этих золотых нитей, взявшихся неизвестно откуда, обжигала: они жгли мускулы и кости внутри, жгли чешую снаружи — при малейшем движении жгли всё тело целиком, и ничто не оставалось незатронутым. Ощущение это было в сотни десятков тысяч раз хуже, чем если бы десять тысяч муравьёв пожирали его сердце.

Но каков характер Сюэ Сяня? Если он хотел двигаться, то пусть бы даже десять тысяч стрел пронзили его сердце и пригвоздили к земле, он, невзирая на острую боль, выдернул бы их — одну за другой, а после свернул бы противнику голову.

В конце концов, телесная боль никогда не была чем-то, что способно остановить его.

Причина, по которой тогда он не высвободился силой, заключалась в том, что как раз на тот день приходилась кара, случавшаяся раз в столетие.

Кары бывали большими или малыми, но в основном это всё же были Небесные кары молниями.

Казалось бы, для Сюэ Сяня кары молниями были наименее страшны. Если истинный дракон выходил в море, когда бы его не сопровождали грозовые облака? По меньшей мере в том, что касалось размаха, он давно уже ничему не удивлялся; сколь бы ужасные молнии ни ударяли прямо перед ним, он мог наблюдать за ними в полнейшем спокойствии и разу не моргнув.

Обычные грозовые облака не могли поразить его, как-никак, гром и молнии постоянно призывал он сам, и даже если они всё-таки и ударяли по нему, он не чувствовал даже зуда, не то что боли. Однако молнии во время кары были несколько иными: они не только не избегали его, напротив, стремились поразить, одна за другой пронзали тело насквозь — и после каждой проступала кровь. Чрезвычайно легко лопалась кожа и обнажалось мясо, и если истинный дух оказывался повреждён, мучения были такими, что жизнь становилась хуже смерти. Если совершенствования было недостаточно, истинный дух, поражённый молнией, мог рассеяться, и тогда всё тело на том же месте обращалось пылью.

Чтобы сохранить жизнь, обычные люди, которым предстояла кара, в большинстве своём во что бы то ни стало изыскивали любые способы обеспечить себе дополнительную защиту; каждый демонстрировал свои способности, словно восемь бессмертных, пересекающих море. Однако Сюэ Сянь не мог так сделать, поскольку каждое его движение отражалось на бескрайних просторах рек, озёр и морей в человеческом мире: если прыгал и переворачивался в воздухе он, значит, не знали покоя и реки, озёра и моря. В обычные дни это иногда оборачивалось местным наводнением, в такое же время он словно зависал на острие иглы: допусти он небрежность — и весь город поглотило бы необъятное море.

Поэтому, когда должен был подвергнуться каре, Сюэ Сянь обычно возвращался к драконьему облику, поскольку тело дракона было огромным и на нём доставало места, чтобы лопалась кожа, обнажая мясо. Будь он в облике человека, то после ударов молниями на нём не осталось бы и кусочка живой плоти; было бы ли ещё возможно смотреть на него тогда?

Когда он сталкивался с малыми карами, ему не хотелось много двигаться. Он находил необитаемый остров, какой понравится, и просто-напросто укладывался на нём, позволяя небесным молниям поражать как и куда угодно. Когда удары заканчивались, он пользовался случаем и отсыпался там же, дожидаясь, когда исцелятся кожа с плотью и остановится непрерывное кровотечение, а тогда соскальзывал на морское дно, подлечивал истинный дух и снова отправлялся безобразничать.

Однако когда наступало время большой кары, он не мог вести себя столь непринуждённо. Как-никак, небесные молнии большой кары — вовсе не то, что могут выдержать обычные места: если они поразят необитаемый остров, то не понадобится много ударов, чтобы весь остров целиком раскололся на куски и затонул в море. А если молнии поразят место, где есть люди, это тем более станет серьёзным бедствием.

Чтобы небесные молнии во время большой кары не ударяли в землю из-за него, он, когда должен был пройти через кару, попросту поднимался ввысь и сам погружался в гущу тяжёлых чёрных туч. Чудесные молнии громадной мощи одна за другой низвергались с Девятых Небес — и останавливались среди грозовых облаков, поражая лишь его одного. Пусть звуки, достигавшие мира людей, были страшными, навредить они, однако, ничем не могли — только напугать, не более.

Тогда, в первом месяце лета нынешнего года, Сюэ Сянь столкнулся как раз с большой карой.

И именно эта большая кара оказалась нестерпимей предыдущих, настолько, что, после того как он завершил принимать кару, его истинный дух серьёзно пострадал, он не смог и дальше держаться среди облаков и упал прямо на побережье.

Если истинный дух был ранен, это вызывало бред и помутнение рассудка. Поэтому когда бесчисленные золотые нити прочно опутали его, пригвоздив к земле, ему и просто открыть глаза стоило огромного труда, что уж говорить о том, чтобы ясно рассмотреть противника или вырваться на свободу. Даже спустя очень долгое время он так и не мог вспомнить тех картин, удержав в памяти лишь разрозненные фрагменты, подобные кошмарным снам.

Однако сейчас разум его перенёс потрясение. Возможно, то было удачное стечение обстоятельств, а может, нечто ещё, но забытая сцена промелькнула вдруг перед мысленным взором,